Приближение войны начало ощущаться уже с весны 1941 года. В то время я был на Украине начальником пехотного училища в городе Житомире. В конце марта ряд училищ, расположенных на Правобережной Украине, в том числе и наше, был передислоцирован в города, находившиеся далеко к востоку от Днепра. Выпуск молодых офицеров, производившийся обычно 1 сентября, перенесли на 1 июня. На новое место с училищем мне поехать не пришлось, так как приказом Наркома обороны 15 марта я был назначен командиром 200-й стрелковой дивизии, формировавшейся на базе бывшего Белокоровичского училища. Дивизия вошла в состав 31-го стрелкового корпуса, подчинявшегося непосредственно штабу округа. Управление корпуса в мае прибыло с Дальнего Востока на Украину и расположилось в городе Коростень. Обычно переменный состав призывался на переподготовку после завершения уборки урожая — в августе—сентябре. В 1941 году это правило было нарушено. Сборы переменного состава назначались на период с 15 мая по 1 июля. Новые сроки говорили о том, что сборы, по существу, являлись одним из мероприятий по усилению войск приграничных округов.
Как-то в мае, будучи в штабе 36-го корпуса, я узнал, что в районе Житомира и в лесах юго-западнее его сосредоточился воздушно-десантный корпус. По ту сторону границы тоже было неспокойно. Из разведсводок штаба округа было видно, что в Юго-Восточную Польшу непрерывно прибывали немецкие пехотные дивизии, артиллерийские части, штабы корпусов и армий; велось усиленными темпами строительство дорог, аэродромов, складов. Прибывавшие части располагались главным образом в лесах. Все это свидетельствовало о том, что война не за горами.
16 июня командиры дивизий "второй линии" Киевского Особого военного округа из Овруча, Коростеня, Житомира, Бердичева и Винницы съехались в штаб 36-го стрелкового корпуса, который размещался в то время в Житомире. С этой группой командиров с утра следующего дня командование округа должно было проводить оперативно-тактические сборы. Только прошли сборы командиров соединений, расположенных в приграничной полосе. Но наши сборы не состоялись. Во второй половине дня начальник оперативного отдела штаба корпуса полковник Рогачевский пригласил командиров дивизий к себе в кабинет и объявил, что сборов не будет, так как командование округа, а также генералы и офицеры, которые должны были проводить занятия, спешно выехали в Киев, Командующий войсками округа генерал-полковник М.П. Кирпонос приказал всем командирам дивизий возвратиться к месту дислокации соединений. К моменту нашего возвращения штабы должны были уже получить необходимые указания.
С полковником Рогачевским у меня были дружеские отношения. Мы с ним были знакомы по Одесскому пехотному училищу. В 1923—1924 годах он был взводным командиром, а я курсантом. Когда командиры дивизий вышли из кабинета, я задержался, чтобы поговорить неофициально. "Ты ближе к начальству, как расценивается настоящая обстановка? На мой взгляд, она предельно накалена, и мне кажется, что мы накануне войны”. — "А ты что, не веришь сообщению ТАСС, которое опубликовано четырнадцатого июня? — поставил мне контрвопрос Рогачевский, — В нем ведь опровергается угроза нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, а сосредоточение немецких войск у наших границ объясняется причинами, не имеющими ничего общего с советско-германскими отношениями".
Я ответил, что сообщение сообщением, но меня беспокоит реальная обстановка — немцы сосредоточивают войска в Польше, по всей вероятности, не на отдых после победных маршей по Балканам. По их группировке можно предположить совсем другое. Подошли к карте, на которой была нанесена обстановка по разведсводкам штаба округа. Сосредоточение крупных немецких сил в районе Люблин, Замостье на ковельском направлении и Замостье, Перемышль на львовском направлении говорило само за себя. "Начальство, — сказал Рогачевский, — официально не высказывало своего мнения, но по частным разговорам чувствуется, что война может разразиться скоро". На этом наша беседа окончилась. Рогачевский порекомендовал мне поскорее ехать в дивизию, где уже, наверное, имеются соответствующие распоряжения.
Возвратился домой около двадцати часов. Жена и дети встретили меня "новостями": часа два тому назад офицеры очень быстро ушли из дома, некоторые с полевыми сумками, шинелями, плащами. Чтобы не беспокоить близких, я сказал, что, видимо, они вышли в поле на ночные занятия.
В это время позвонил начальник штаба дивизии и доложил, что получен важный документ и мне необходимо его сейчас же изучить. Через несколько минут я был уже в штабе и читал директиву округа, в которой 200-й стрелковой дивизии предписывалось в полном составе выступить в поход в 20 часов 1В июня по маршруту: Белокоровичи, Журбовичи, Эубковичи, Забира, Березно, Стапань, Поварок и к утру 28 июня сосредоточиться в лесах 10—15 км северо-восточное Ковеля. Протяженность маршрута составляла около 300 км. Марш предлагалось совершать форсированно и только ночью, с переходами по 40 км. Перед началом движения рекомендовалось скрывать головы колонн, к утру подтягивать хвосты колонн, чтобы "случайные" (читай разведывательные. — И. Л.} немецкие самолеты не обнаружили наше движение. Нужно сказать, что в первой половине нюня самолеты германской армии безнаказанно совершали полеты над нашей территорией на большую глубину вплоть до Днепра. Поэтому и было сделано такое предупреждение. Далее в директиве следовало особое указание — все штатное оружие и технику взять с собой; мобилизационные запасы оставить на месте, но мобилизационные документы захватить, назначив для них надежную охрану и транспорт.
Наша дивизия была укомплектована личным составом по штатам военного времени и имела все средства вооружения. Но недоставало артиллерийских лошадей, поэтому всю артиллерию дивизии поднять было невозможно. Когда я доложил об этом командиру корпуса генерал-майору А. И. Лопатину, он порекомендовал мне позвонить начальнику штаба округа генерал-лейтенанту М. А. Пуркаеву. В то время дозвониться командиру дивизии до начальника штаба округа было нелегко, так как связь у нас была развита слабо. Все же мне удалось доложить тов. Пуркаеву, что дивизия не имеет необходимого количества артиллерийских лошадей, чтобы поднять всю материальную часть наших двух артиллерийских полков. В ответ последовало указание:
артиллерию брать всю, если недостает артиллерийских лошадей, двигать ее перекатами. Я сказал, что на таком длительном марше при движении артиллерии перекатами лошади не выдержат. Но в ответ услышал: директиву выполнять, в поход взять всю артиллерию.
Мною было принято решение направить в артиллерийские полки всех лошадей, в том числе и верховых. Но толку от этого получилось мало, так как дивизия была укомплектована лошадьми, не привыкшими ходить в упряжке.
Беспокоило меня еще и то, что в дивизии мало имелось средств связи, особенно радиосредств, не хватало вооружения. Зенитный артиллерийский и артиллерийский противотанковый дивизионы не были еще укомплектованы материальной частью и средствами управления. Личный состав их выступил в поход вооруженный только карабинами. Ни директивой штаба округа, ни командиром корпуса мы не были информированы об обстановке.
Двое суток шла напряженная организационная работа командиров, политработников и всего личного состава. К 16 часам 18 июня части дивизии были готовы к выступлению.
К 19 час. 30 мин. все население Белокоровичского военного городка — жены, дети, родственники — вышло на окраину проводить нас в поход. Личный состав в четком строю с песнями начал свой большой и трудный путь. Ночная прохлада способствовала бодрому маршу. Первый переход части дивизии провели успешно и расположились на отдых в районе железнодорожная станция Жужель, Мал.Глумча, Кочечен и в прилегающих лесах. К обеду 19 июня я возвратился в военный городок, осмотрел все склады с мобзапасами, провел подробный инструктаж офицеров и заведующих складами. Во второй половине дня вернулся в штаб дивизии. Начальник штаба доложил, как идет подготовка к следующему переходу.
На третьем переходе начала сказываться физическая неподготовленность строевых лошадей, переданных в артполки. Кони стали обессиливать, от непривычной упряжки у них появились потертости. Некоторые батареи начали отставать. Поэтому было решено: часть артиллерии отдельными батареями оставлять на месте, а через некоторое время подтягивать их в свои части.
В ночь на 22 июня дивизия совершала четвертый переход. В районе исходного рубежа и на маршруте прошел сильный грозовой дождь. Низкая облачность и туман в лесах позволили начать марш не с наступлением темноты, а около 16 часов, с тем, чтобы раньше закончить его, накормить людей и дать им хороший отдых на намеченной на 22 июня дневке.
К вечеру голова дивизионной колонны вышла к населенному пункту Степань на реке Горынь. Личный состав частей уже втянулся в марш, во многих ротах и батареях раздавались задорный смех, переливы гармоники, веселые песня, на привалах бойцы устраивали пляски, танцы.
Около полуночи я с комиссаром дивизии полковым комиссаром В. М. Прянишниковым, командующим артиллерией дивизии полковником Леоновым, начальником штаба артиллерии майором Руденко и начальником инженерной службы дивизии выехал вперед, в район, намеченный для расположения дивизии на дневной отдых западнее реки Стырь у Стар. Чарторийска. По пути мы намеревались посмотреть условия переправы через Стырь. Мост через Стырь у Маюничи не мог быстро пропустить части дивизии. Было принято решение усилить отряд обеспечения головным отрядом дивизии — стрелковым батальоном с саперной ротой. В ожидании подхода частей дивизии мы расположились невдалеке от моста. Быстро вскипятили чайник и за чашкой чая завели разговор об охоте и охотниках. Около трех часов ночи 22 июня послышался нарастающий гул самолетов, но в темноте нельзя было определить их принадлежность. Кто-то заметил, что и авиация тоже ночью совершает перелеты. Но почему же самолеты идут с запада на восток? И звук какой-то воющий. Наши ТБ-3 не так ревут, а это самолеты, видимо, тяжелые, А главное, — почему они идут на восток?
В 3 час. 30 мин. к переправе подошла головная колонна главных сил дивизии. Хотя марш на этом переходе близился к концу, личный состав не чувствовал усталости, сказывалась маршевая втянутость, а утренняя прохлада бодрила людей.
В 3 час. 40 мин. с запада снова послышался нарастающий гул самолетов, а через пять минут в посветлевшем уже небе появилась группа из 19 самолетов в 2—3 км севернее от нас, и мы поняли, что это немецкие самолеты. Вооружившись биноклем, я отчетливо увидел самолеты-бомбардировщики Ю-88 с их опознавательными знаками — желтый с черным крестом.
Они прошли мимо: или не обнаружили походные колонны дивизии, или имели задачу нанести бомбовый удар по нашим глубоким тылам.
Около четырех часов мы услышали гул сильной бомбардировки к западу от Стар.Чарторийска. Майор Руденко по карте определил направление на местечко Колки, и минут через пять девятка бомбардировщиков Ю-88 уже бомбила колонну нашего 661-го стрелкового полиса. Узкая щель дороги в лесу и утренний туман, видимо, не позволили вражеским летчикам точно определить цель, и бомбы легли метров на двести в сторону. Хотя при первом налете наши части не понесли никаких потерь, это был зловещий сигнал. Началась война, и все надо делать по-боевому. Частям был отдан приказ: организовать противовоздушную обороту, вырыть щели, замаскировать материальную часть и выделить сторожевое охранение; до особого распоряжения огня по самолетам не открывать (об этом имелось указание штаба округа). Наша дивизия, кстати, а то время из зенитных средств имела только пулеметы.
В 6 часов штаб дивизии установил связь со штабом 31-го стрелкового корпуса. Я доложил его командиру генерал-майору А. И. Лопатину о том, что дивизия вышла в намеченный район, что 661-й стрелковый полк западнее Воротиничи подвергся бомбардировке, но потерь не имеет. Генерал Лопатин мне ответил: "У тебя потерь нет, а вот части корпуса, в частности корпусные связисты и артиллеристы, имеют потери". "Что нам предстоит делать?" — задал я вопрос командиру корпуса. Он ответил, что
сам еще не разобрался в обстановке; связь с командующим 5-й армией (в подчинение которого передавался корпус) пока не установлена. Дивизии до поры до времени надо перейти на боевое положение. Командир корпуса вновь указал: огня по самолетам не открывать до особого распоряжения, хорошо замаскироваться, об изменении обстановки докладывать немедленно.
Периодически слышался гул бомбардировки, видны были дымы больших пожаров западнее района расположения дивизии. Да, война началась. Но каков ее масштаб, на всей ли западной границе перешли немцы в наступление, каковы основные направления их действий, опубликовано ли какое-нибудь заявление Советского правительства, объявлена ли мобилизация — все эти вопросы сверлили мозг. Между штабом дивизии и штабом корпуса, политотделом дивизии и политотделом корпуса шли интенсивные переговоры по телефону. И только во второй половине дня генерал-майор Лопатин информировал меня об обстановке: "Сегодня в четыре часа немецко-фашистская Германия сухопутными войсками перешла нашу государственную границу от Балтики до Карпат. Авиацией нанесла удары по многим приграничным аэродромам и в глубоком тылу по городам. Идут сильные пограничные бои. Наши войска, находящиеся на прикрытии границы, и пограничники героически отражают натиск фашистских войск. Обстановка очень сложная, во многом неясная. Надо разъяснить серьезность обстановки всему личному составу. В связи с тем, что объявлена мобилизация, действуйте по соответствующим планам..." Боевой задачи в первый день войны ни корпус, ни дивизия не получили.
После разговора с командиром корпуса я немедленно информировал офицеров штаба дивизии, своих заместителей и политический отдел. Тут же были даны указания: о переходе на военное положение. В частях проводились митинги, на которых личному составу разъяснялась сложность обстановки. Штабу дивизии и частям приказал послать офицеров, ведающих мобилизационной работой, на зимние квартиры, получить там все, что нами было недополучено при развертывании дивизии, а офицеров, которые должны уйти в другие части, отправить согласно плану. К утру 24 июня дивизия, совершив ночной марш, расположилась в лесном массиве северо-западнее Стар.Чарторийска, в котором еще сохранились дерево-земляные сооружения — безмолвные участники первой мировой войны.
Следующие двое суток дивизия готовила оборону северо-западнее Колки на рубеже: Бол.Яблонка, Должица, Градье. Работа велась без перерывов, отдыхали только во время приема пищи. Около 17 часов 35 июня над дивизией со стороны нашего тыла на небольшой высоте пролетел самолет-бомбардировщик Ю-88. Подразделения, назначенные для стрельбы по низколетящим самолетам, открыли сильный огонь из пулеметов и залповый огонь из винтовок. Самолет воспламенился и упал. То-то было радости! Трудно было установить, чья пуля сразила фашиста, но эта первая схватка с врагом убедила всех, что и пулей можно сразить такой большой самолет.
26 июня поступило боевое распоряжение командира 31-го корпуса: дивизии совершить ночной фланговый марш по маршруту Колки, Ситница, Суск; в ночь на 28 июня сменить части 27-го стрелкового корпуса, обороняющиеся по восточному берегу реки Стырь, и перейти к обороне в полосе Незвир, Валерьяновка, Киверцы, Четверня. Командный пункт дивизии надлежало оборудовать на северной опушке леса южнее Плешево.
Совершая ночной марш, мы наблюдали большие пожары и сильные взрывы в районе Ковеля. Со стороны Луцка доносились артиллерийская канонада и взрывы авиационных бомб. Над нами все время висела авиация противника. Используя осветительные бомбы, вражеские летчики, видимо, вели наблюдение за передвижением советских войск. Все это говорило о том, что мы все ближе и ближе подходим к линии фронта.
Утром 27 июня я, комиссар и начальник оперативного отделения штаба дивизии выехали на командный пункт 27-го стрелкового корпуса, чтобы представиться его командованию и договориться о смене частей. Начальник штаба корпуса рассказал о боях, которые корпус ведет уже несколько дней, уточнил порядок смены частей.
Наличие войск, действующих в первом эшелоне 5-й армии, позволяло нам втянуться в боевую жизнь постепенно. В полосе обороны дивизии главным было направление на Рожище, Киверцы с железнодорожным мостом через реку Стырь. Здесь вели оборонительные бои части 27-го стрелкового корпуса. Участок обороны, в которыми входило это направление, должен был занять 648-й стрелковый полк, которым командовал майор Алесенков, энергичный, грамотный в военном отношении и весьма организованный командир.
Отдав приказ частям дивизии на оборону и сделав указания по органиэации взаимодействия, я выехал в полк к Алексенкову посмотреть, как будет проводиться смена частей корпуса, находившиеся в непосредственном соприкосновении с противником, и оказать помощь, если в этом будет необходимость.
Восточнее Рожище на восточном берегу реки Стырь немецко-фашистские войска занимали плацдарм, центром которого был железнодорожный мост. По данным штаба 27-го стрелкового корпуса, на плацдарме находилось до полка пехоты и два дивизиона артиллерии.
Около 17 час. 30 мин. я прибыл в 648-Й полк. Командир в это время ставил задачу батальонам и артиллерии и давал указания по организации взаимодействия. Офицер связи штаба полка, находившийся на командном пункте батальона, оборонявшегося перед плацдармом противника, доложил, что полчаса назад враг силою до двух батальонов пехоты при поддержке артиллерии перешел в наступление. Под его натиском малочисленные подразделения полка, оказывая упорное сопротивление, отходят.
Так как в сложившейся обстановке о смене отходивших подразделений не могло быть и речи, я принял решение контратаковать наступающих гитлеровцев полком Алесенкова и, восстановив положение, перейти к обороне. Майор Алесенков, получив распоряжение на контратаку, быстро отдал приказ командирам батальонов, дал указания по взаимодействию. Полк занял исходное положение на опушке леса восточнее Клепочев, разъезд 305 км. Вскоре на поляну перед лесом вышло до двух батальонов вражеской пехоты. Продвигаясь размеренным шагом, немцы на ходу вели огонь из автоматов. То ли связь с артиллерией у них была нарушена, то ли по другой причине, артиллерийского огня противник не вел. И вот, когда передовые цепи противника подошли на 400—350 м к опушке леса, где занял исходное положение наш полк, 461-й гаубичный артиллерийский полк произвел по ним мощный огневой налег. Батальоны 648-го стрелкового полна по сигналу — серия ракет — без единого выстрела быстро пошли в атаку. Ошеломленные артиллерийским налетом, немцы залегли, а когда цепь полка приблизилась к ним на 200—150 м, начали подниматься и убегать. Это для полка явилось сигналом для броска в атаку. Мощное "ура!" разнеслось по полю, расстояние между немцами и нашими воинами быстро сокращалось. Солдаты выскакивали из цепей вперед и штыками кололи гитлеровцев. Лейтенант Столяров в штыковой схватке уничтожил семь фашистских солдат, сам получил три легких ранения, но до конца боя оставался в строю. Автоматчики огнем настигали убегавших. Минут через двадцать около четырех рот противника, наступавших в первом эшелоне, были уничтожены, а подразделения второго эшелона отошли к плацдарму на реке Стырь.
Атака 648-го стрелкового полка была настолько стремительной, что гитлеровцам не удалось задержаться и на плацдарме. Почти все они были перебиты, и только немногие смогли переправиться на левый берег реки. После этого завязался огневой бой, продолжавшийся всю ночь. Полк задачу выполнил почти без потерь, и это повысило значение первого успеха. Другие полки дивизии в более спокойной обстановке на своих участках сменили ранее находившиеся там части и заняли оборону.
648-й стрелковый полк получил замечательное боевое "крещение". Солдаты, сержанты и офицеры уже тогда убедились, что фашистов можно поражать меткими выстрелами и заставить их отступать.
Возвратившись на командный пункт дивизии, я рассказал офицерам штаба и политотдела обо всем, что видел в 648-м полку, о героизме командиров и солдат и приказал им выехать в Другие части и сообщить о первом боевом успехе 648-го стрелкового полка. Весь личный состав дивизии с большой радостью поздравлял своих боевых друзей с первой победой. Я переговорил с командирами и комиссарами полков и проинформировал их о том, как Алесенков организовал контратаку, о ее результатах и что надо взять из этого опыта для воспитания личного состава.
На этом рубеже дивизия оборонялась до 7 июля. Фашисты два раза пытались атаковать наши .позиции, но безрезультатно. В дальнейшем по приказу командира 31-го стрелкового корпуса дивизия отошла, последовательно обороняясь на промежуточных рубежах. К исходу 12 июля ее части заняли оборону в Коростеньском укрепленном районе.
На следующий день противник после сильной артиллерийской и авиационной подготовки перешел в наступление. Особенно горячие бои развернулись на участке Королевка, Симаковка — на направлении главного удара врага, который по всем признакам наносился на Коростень. Этот участок оборонял 661-й стрелковый полк под командованием подполковника Титенко. Первые атаки воины полка отразили хорошо. Весь день они успешно вели бой. Однако к исходу дня гитлеровцам ценой больших потерь удалось сделать "вмятину" в боевых порядках полка. Правофланговый 642-й стрелковый полк отбил все атаки. Находившийся во втором эшелоне дивизии 648-й стрелковый полк оборонял участок Охатовка, Бондаревка. В создавшейся обстановке я отдал приказ командиру полка Алесенкову контратаковать немцев, и восстановить положение на участке 661-го стрелкового полка. Контратаку должны были поддержать оба артиллерийских полка дивизии.
Полк, получивший в первых боях опыт активных боевых действий, снова блестяще провел контратаку, восстановил положение, захватил пленных и трофеи. С 12 июля по 21 августа 200-я стрелковая дивизия вела ожесточенные активные оборонительные бои в Коростеньском укрепленном районе. За сорок дней боев дивизия отошла лишь на 54 километра.
В заключение мне хотелось бы отметить, что организованное вступление части или соединения в первый бой и достижение успеха в этом бою имеют большое значение. Успешные бои на реке Стырь, в которых воины нашей дивизии приобрели первый боевой опыт, положительно сказались на воспитании боевых качеств офицеров, сержантов и солдат. Они почувствовали уверенность в себе, в своем оружии, убедились, что врага можно успешно бить. Это не могло не отразиться и на боевых качествах всей дивизии и на ее последующих действиях.
Источник: "Военно-исторический журнал"