Светлана Алексиевич: героизм советских женщин в годы Великой Отечественной войны в повести «У войны – не женское лицо»

Светлана Алексиевич

Со страниц документальной повести С.Алексиевич «У войны - не женское лицо» встает перед нами необычное, особое людское множество – женщины на войне. Автор воспроизводит рассказы бесчисленных фронтовичек разных военных профессий, героинь, легко, свободно и добровольно совершивших свой выбор в первые военные дни.

«Нельзя было не пойти. Все шли…», – сообщает москвичка З.И. Пальшина. Примечательно это «все». Они вливались во всеобщее ополчение, в войска, входили в великий коллектив сражающегося народа, сами сохраняя свой неповторимый коллектив.

«Мы были все такие»,- подчеркивает связистка М.С.Калиберды, говоря о стремлении каждого на самые опасные участки, ибо жило в них чувство нераздельности со своей Отчизной. «Нас воспитали, что Родина и мы – это одно и тоже», – делится В.С.Романовская, ей вторят другие.

Отбор документов в книге таков, что по воле автора из рассказов свидетельниц вырисовываются присущие многим черты: жажда спасения, милосердие, миролюбие, женственность. Важное значение в раскрытии этих особенностей приобретают детали: одна из девушек привязывает фиалки к штыку своей винтовки, другая форсит в сапогах с красными головками, третья во время обстрела с воздуха хватается за белую березу. Но этим же женщинам присущи и иные свойства: готовность к самопожертвованию, стойкость, выносливость, героизм.

В книге С.Алексиевич нередко возникают и индивидуальные образы, рисуются личности трагической судьбы и огромного мужества (таковы истории жизни С.М Верещак, Н.Я.Вишневской, М.П.Смирновой). Но построение повести таково, что эти отдельные образы «вплетаются» в общее целое. Автору слышится женский хор памяти. И в этом многоголосье как один из многих звучит голос самой Светланы Алексиевич, подчас растворяясь в нем. Все в этой книге устремлено к типизации, обобщению и единому смыслу.

Поэтому столь часто вглядывается автор во внешний облик тех и нынешних женщин, по-особому пристально она рассматривает лица. Иногда возникают тут суровые мужские черты: командиров дивизии, полка, роты, живых и убитых. Но в основном воссозданы женские лица. Нередкие слезы на них, стеснительные улыбки, тревожные глаза. «Сидит возле меня женщина. Лицо красивое, строгое, такие бывают у старых учительниц», – повествует автор. Правда, порой индивидуальное своеобразие женщин стирается. Они становятся похожими на мужчин, возникают просто лица солдат, товарищей, бойцов.

Так какое же в целом лицо у войны? Невероятно трудно, как показано в книге было женщине на фронте. У войны, подытоживает С. Алексиевич, «вовсе не женское лицо». Да, это так. И не так. Лик войны изменчив, подвижен, разнообразен. Иногда мы видим и милосердный взгляд, и его мольбу о мире, и женское сострадание, потому что рядом с мужчинами сражались 800 тысяч советских женщин. У войны не женское лицо, но и женское тоже. В это убеждает и сама книга, ее бесчисленные портреты.

Отныне, после книги Светланы Алексиевич, лик минувшей войны, Отечественной, будет нести в себе значительно большую правду и об этой цене, заплаченной нашим народом за победу – жизнями, кровью, муками солдатскими своих дочерей, сестер, матерей.

Жанр, который получает развитие в книге С.Алексиевич, – жанр этот до сих пор не имеет определения, даже названия. Но возможности его выясняются – чем дальше, тем больше. И первая, уже обнаружившаяся, – особая способность переносить всю температуру давно пережитого реальными людьми в новое время, через десятилетие перебрасывать: это происходит у нас на глазах – 35, 40, 50, 60 лет назад! Ни в ответ ли на внутреннее чувство наше, а может быть, и народное – на протест против того, что пережитое и перестраданное миллионами душ будет заслонено бронзовой плитой истории, холодной, мертвой, а точнее похоронено за плитой, – не в ответ ли на это чувство возникают такие произведения? И сами эти жанры?

В книге Светланы Алексиевич, женщины рассказали войну, которую мужчины не рассказали. Такой войны мы не знали. Мужчины говорили о подвигах, а женщины говорили о другом – как страшно «идти после боя по полю, где лежат убитые. Они лежат рассыпанные, как картошка. Все молодые. И жалко всех – и немцев, и своих русских ребят». Вот наиболее яркие, запоминающиеся, жестокие истории, которые были вырезаны цензурой в ранних изданиях книги:

«Мы подобрали женщину, она была без сознания. Она не могла идти, она ползала по дороге. Она говорила, что думала: она уже мёртвая. Чувствует, что кровь по ней течёт, но решила, что это на том свете. И когда мы её расшевелили, когда она пришла немного в сознание, она рассказала, как вели на расстрел её и пятеро детей с ней. Пока их вели к сараю, детей расстреляли. Детей расстреливали и при этом веселились. Остался последний грудной мальчик. Фашист показывает: подбрасывай, я буду расстреливать. Она бросила так, чтобы убить самой своего ребёнка. Чтобы немец не успел выстрелить… Она говорила, что не хочет жить, что не может после всего жить на этом свете, а только на том.»

«Попали в окружение… Кружили по лесам, по болотам. Ели листья, кору деревьев. Какие-то корни. Нас было пятеро, один совсем мальчишка. Только призвали в армию. Ночью мне сосед шепчет: «Мальчишка еле живой. Всё равно умрёт. Ты понимаешь…» – «Ты о чём?» – «Человеческое мясо тоже есть можно. А то все пропадём…»

«У нас попала в плен медсестра. Через день, когда мы отбили ту деревню, нашли её: глаза выколоты, грудь отрезана… Её посадили на кол… Ей было девятнадцать лет…»

После войны у женщин была еще одна война. Они прятали свои военные книжки, свои справки о ранениях – потому что им надо было выходить замуж...