Маловероятно, что ты получишь это мое последнее письмо, но может быть, все же! 13 апреля меня осудили на смерть, какое сегодня число, не знаю, дни перемешались. Но прошло уже много времени после суда, будет примерно 28 апреля, и я думаю о том, что у нашего Айюка, может быть, чейчас день рождения - ему сейчас шесть лет, а меня, может быть. в эту ночь выведут на расстрел.

Книг мне не дают, я один в пустой одиночке централки, у меня много времени передумать былое. Я смотрю в прошлое и вижу, что много за эти недолгие годы пережито, нахожу и вспоминаю о многих светлых минутах. И эти воспоминания о больших боях, в которых принимал участие, о тихих, солнечных часах с тобой - эти воспоминания мне теперь помогают. Я не сожалею о пройденном пути...

Было бы много о чем сказать, написать, но нет карандаша - в кармане нашелся кусочек обломанного графита, им и пишу.

Под каким забором я буду зарыт, ты наверное никогда не узнаешь, да это и не нужно - та же земля покроет нас всех. Я чувствую, девочка, что после войны ты вернешься обратно в нашу милую Латвию. И тогда, когда-нибудь вечером после дневной работы, вспомни, что когда-то был такой Имус, который тебя любил, - расскажи о нем что-нибудь Айюку и Сармуку.

Воспитывай, Марусенька, наших деточек - учи их любить то будущее, в котором они будут жить и за которое пролито столько крови.

Прилаская за меня Айюка и Сармука, прощай, Марусенька, больше не увидимся. Умирать еще не хочется, но верь - я сумею умереть как подобает. И Овода расстреляли весной, когда пробивалась молодая травка. Будь здорова и радостна, Марусенька. Не печалься особенно.

Твой Имис.

IV.1944г.