При всех общих чертах каждый тип офицеров в повести наделен яркой индивидуальностью.
Поручик Николаев-бездарный, с бычьим упрямством и глуповатыми глазами, которого жена "третий год не может пропихнуть в академию"; капитан Слава, который не прочел за всю жизнь ни одной книги и у которого осталось 2 привязанности:тихое ежедневное пьянство по вечерам и строевая красота роты; безвольный поручик Веткин и дикий Бек-Агамалов; полковой остряк и шулер Световидов; грязный Олизар и чопорноподтянутый полковой адъютант Федоровский...

Воплощением грубости и бесчеловечности в повести является фигура капитана Осадчего. Он готов всю жизнь стрелять, рубить и вешать все равно кого и все равно за что. Страдали от этой жестокости солдаты его роты, в которой ежегодно случались самоубийства("Дуэль,- рассуждает он,- непременно должна быть с тяжелым исходом, иначе это абсурд!").Осадчий с восторгом восхваляет средневековые войны:"В средние века дрались - это я понимаю. Ночной штурм. Весь город в огне. На три дня отдаю город солдатам на разграбление!" "Ворвались. Кровь и огонь. У бочек с вином набиваются донья. Кровь и вино на улицах. О, как были веселы эти пиры на развалинах! Женщин - обнаженных, прекрасных, плачущих - тащили за волосы. Жалости не было. Они были сладкой добычей храбрецов!.." "По ночам горели дома, и над ними кричали вороны. А под виселицами горели костры и пировали победители.." Во время этого монолога все офицеры молчали, в сущности одобряя взгляды кровожадного Осадчего на войну. А Бек-Агамалов особенно бурно и радостно приветствовал речи Осадчего.

Куприн изображал офицерство, далекое от передовых идей времени. Царское правительство бросало армию для подавления революционных восстаний. Но некоторые офицеры понимали, что они виноваты перед народом. Назанский говорил:"..но есть у нас более страшная и уже теперь непоправимая вина. Это то, что мы слепы и глухи ко всему. Давно уже, где-то вдали от наших грязных, вонючих стоянок, совершается огромная, новая, светозарная жизнь...А мы, надувшись, как индейские петухи, только хлопаем глазами и надменно бормочем:" Что? Где? Молчать! Бунт! Застрелю!" И вот этого-то индюшачьего презрения и свободе человеческого духа нам не простят - во веки веков".