О ВОЙНЕ ДО ВОЙНЫ

Как писать о войне - это был для поэтов вопрос первостепенного значения. Никогда, пожалуй, перед поэзией не вставали так прямо и определенно задачи пропаганды - их важность и ответственность понимали все. Но нащупать, выработать принципы поэтического решения этих задач было очень непросто. Нет ничего удивительного, что на первых порах выбирались пути "протоптанней и легче": казалось, зарифмованная газетная информация о боевых действиях, описание в стихах боевых эпизодов - вот кратчайшая дорога к цели. Но, как известно, в искусстве самые короткие и легкие пути вовсе не всегда приводят к успеху и уже в первые месяцы Великой Отечественной войны многим поэтам стало ясно, что такого рода стихи по-настоящему цели не достигают, оставляют читателя равнодушным. Симонов был среди тех, кто это почувствовал еще до войны и стал искать другой путь, - именно поэтому он отказался делать то, чем добросовестно занимался на Халхин-Голе. В годы войны поэзия становилась не только суровее и строже, но и человечнее, теплее, она меньше чуралась частного, "домашнего", хотя по "довоенным нормам" эти качества - суровость и теплота - вроде бы были несовместимы. Сейчас, когда мы говорим о лучших произведениях поэзии военных лет, рядом со "Священной войной" неизменно ставятся "Землянка" и "Жди меня", но - поразительное дело! - Симонов даже не помышлял о публикации этих стихов, сыгравших такую большую роль в духовном "обеспечении" солдата Великой Отечественной войны, он исходил из убеждения, что гражданская и личная - разные, не очень-то соприкасающиеся сферы бытия. И это было, конечно, не только его собственное заблуждение… Шел процесс внешне противоположный, но внутреннее содержание и цели его были теми же: темы, которые по установившейся традиции решались только как патетически -монументальные, получали иное - лирическое, даже интимное, освещение. Пожалуй, наиболее отчетливо это видно, если обратиться к стихам о Родине. Когда Василий Лебедев - Кумач в 1935 году писал: Широка страна моя родная, Много в ней лесов, полей рек… Наши нивы глазом не обшаришь, не упомнишь наших городов… он стремился прежде всего передать то чувство восхищения и гордости, которое вызывало у каждого советского человека могучая, огромная страна. Стихотворение Симонова "Родина" начинается строфой, предлагающей тот же масштаб: Касаясь трех великих океанов, Она лежит, раскинув города, Покрыта сеткою меридианов, Непобедима, широка, горда Это родина одаривает тебя - вместе со всеми - лучами своего величия и славы. Но рядом с таким, традиционным у Симонова возникает и другой образ Родины, которая нуждается в том, чтобы ты, именно ты, ее защитил от врага. Потому что Родина - это и та пядь земли на какой-нибудь безымянной высоте, которую тоже нельзя отдать врагу и где придется тебе принять свой, быть может, смертный бой. К началу Великой Отечественной войны Симонов был уже военным писателем - и это, как можно было убедиться, произошло закономерно. Была внутренняя логика и в том что он обратился к прозе, и именно в годы войны.